Нередко Владимира Беззубова в хоккейном мире называют «легенда без номера». Но так ли это? Возможно, он номер один – конечно, не в обиду другим замечательным мастерам современной хоккейной фотожурналистики. Это, безусловно, мой личный, субъективный взгляд. Сам юбиляр однажды заметил, что не стоит называть его «самым-самым», ведь «есть и лучше». И в его словах нет ни капли ложного скромности – он действительно так считает, так работает, так живет. Почти полвека в фотопрофессии, с некоторыми перерывами, о которых он обязательно упомянул бы.
Рутина – неизбежный спутник творческой работы, и лишь немногим удается, не прилагая видимых усилий, оставаться над повседневностью, сохранять живой и искренний интерес к делу. Владимир Николаевич Беззубов как раз из таких редких примеров профессионалов, неподвластных рутине. Он был таким, когда мы часто работали вместе, и остается таким сейчас, даже в условиях стандартизированного и технологичного цифрового мира, где люди порой отталкиваются друг от друга, словно бильярдные шары. Видя Володю (надеюсь, юбиляр простит мне эту фамильярность), я тихо радуюсь, что существуют люди, не вписывающиеся в общие рамки – по крайней мере, я верю, что внутренне он остался тем же. Внешне – конечно, руководителю фотоагентства КХЛ, признанному мастеру, легенде российской спортивной фотожурналистики не пристало вести себя как мальчишке. Здесь все должно соответствовать возрасту и статусу, и Владимир Николаевич, полагаю, полностью им соответствует. Даже легендарное прозвище «Борода» теперь произносится с почтением к сединам и заслугам, а не с прежней дружеской иронией и весельем.
Ведь когда речь заходила о Володе, люди улыбались. «А, Борода!» – и сразу было понятно, о ком идет речь, образ мгновенно возникал перед глазами. Неважно, кто участвовал в разговоре – обаяние Беззубова действовало на всех без исключения. Владимир Беззубов в молодые и средние годы (хотя молодость сейчас, кажется, продлилась лет на двадцать) был воплощением обаятельного «рубахи-парня», для которого все вокруг – друзья. Удивительным образом эта кажущаяся беззаботность и отсутствие интереса к быту сочетались в нем с железной профессиональной дисциплиной. Не припомню случая, чтобы по его вине сорвалась съемка или было не выполнено задание. Возможно, это идет от его первой «гражданской» профессии – тринадцать лет он проработал машинистом электровоза, а эта работа не терпит разгильдяйства.
На его фотографиях люди хоккея почти всегда выглядят добрее и открытее, чем в обыденной жизни. Я особенно люблю его снимки, сделанные не на льду. При этом ни разу не возникало ощущения, что камера Беззубова что-то подсматривает, выискивает хайп за кулисами или ищет то, что может быть неприятно фигуранту. По своей сути он «антипапарацци», но при этом совсем не «лакировщик» действительности. Он просто любит своих героев, и они чувствуют это, доверяют ему и часто открываются с новой, неожиданной стороны.
Я говорю не о «особом глазе», который, безусловно, есть у любого настоящего мастера. Талант владения современной высокотехнологичной техникой, которым обладают многие фотографы сейчас, – это другое, к нашему разговору оно не относится. У Беззубова с глазом, вкусом и чутьем все в полном порядке. Я говорю о его таланте притягивать к себе людей и щедро, бескорыстно делиться этим даром. Быть «своим» в мире хоккея непросто, а попытки подстроиться под него – совершенно бесполезны: фальшь всегда вылезет наружу и обернется неискренностью. Так вот, Владимир Николаевич не подстраивается, не пытается специально угодить, не выстраивает стратегий завоевания доверия, не строит из себя всезнайку, не кичится своими заслугами и знакомствами. Именно поэтому его и любят. И это его самый главный и самый бесценный дар, ничуть не умаляющий его мастерство как фотографа.
Вспомним осень 94-го. Мы ехали «пятьсот веселым» поездом в Нижний Новгород во время феерического турне наших заокеанских звезд по российским городам. Журналисты – в одном вагоне, «небожители» – в другом. В чье купе набилось столько игроков, что все не вместились? Конечно, в наше, они хотели пообщаться с Бородой. Почему семерых голодных и не всегда довольных журналистов не выгнали с банкета на теплоходе «Федор Достоевский» во время чемпионата мира в Стокгольме в мае 95-го? Потому что главные лица турнира в итоге оказались за нашим, изначально почти пустым столом. Все потому, что с нами был Володя Беззубов – наш центр притяжения. С кем Александр Палыч Рагулин хотел открыть прозрачный пластиковый дипломат с бутылкой «Абсолюта» и шестью рюмками, подаренный Ульфом Стернером на день рождения в том же Стокгольме? Конечно, с Бородой, и не только потому, что их дни рождения были рядом.
Нет, мое желание посидеть с ним тихо вдвоем, спокойно поговорить по душам, так и не осуществилось. Куда там! Вокруг Беззубова всегда было движение, одного собеседника ему всегда было маловато, и еще до первого тоста, где бы мы ни находились, собиралась толпа народу. Это была его стихия, ему хотелось поделиться праздником общения со всеми, чтобы никто не ушел обиженным. Конечно, с годами это «броуновское движение» стало спокойнее, но совсем прекратиться не могло. Мне тоже досталось от его щедрости в начале нового века, когда мы работали в еженедельнике «Весь хоккей» (прекрасный был проект, просто замечательный, жаль, недолговечный).
Приходить на встречу вместе с Владимиром Николаевичем – почти стопроцентная гарантия, что и к вам собеседник отнесется с той же степенью доверия. Так мы ездили к Сергею Михалеву, незабвенному «Михалычу». Так я заручился добрым отношением Александра Палыча, трижды общаясь с Рагулиным. Так мы с Володей летали в Челябинск на защиту кандидатской диссертации к его большому другу «Карпуне» – Валерию Карпову. Таких знаковых моментов, подаренных его общением, было не меньше полутора десятков. Однажды меня совершенно поразил Вячеслав Иванович Старшинов. Узнав, что я еду из «Сокольников» на Ленинградский вокзал провожать в Питер Володю Беззубова, он сказал, что таких людей не провожают в одиночку – и поехал с нами. Провожали красиво.
Теперь стоит воздать должное Владимиру Николаевичу как руководителю уникального фотоагентства КХЛ, наставнике молодых коллег, авторе тысяч снимков, запечатлевших историю отечественного хоккея как в крутые переломные моменты, так и в периоды относительной стабильности. Относительной, потому что абсолютная стабильность в хоккее – не достоинство; это слишком живая игра, что в полной мере относится и к одному из ее главных фотолетописцев. Хвалить его фотографии не буду – их лучше видеть. И было бы замечательно, если бы однажды лучшие из них были представлены на персональной фотовыставке. Говорить, что Владимир Николаевич Беззубов любит хоккей – излишне: не любил бы – не колесил бы по городам и весям, пусть и не так активно, как раньше. То, из каких мест и как его будут поздравлять с юбилеем, скажет само за себя.
В заключение – еще одна история из уже давних времен. Как-то Бороду вызвали в суд в качестве свидетеля, чтобы защитить авторские права одного его друга, выдающегося фотографа. Суд как суд, все строго и официально. Вызвали свидетеля Беззубова В.Н., спросили, знает ли он истца. «Кого, Серегу? Классный чувак!» Зал расхохотался.
Эта зарисовка – чтобы показать его не только с парадной стороны. Юбиляр, кстати, сам не любит парадные портреты, ни как модель, ни как фотограф.
